О русском языке, русской идее и русском хрене

            В конце февраля тема русского языка и русской идеи выскочила вдруг ярко и бурно на первый план, как лисица из болота. Вдруг в воздухе что-то такое  замаячило, требующее немедленного ответа на вопрос: что мы  на сегодняшний день такого интересного специфического русского своего имеем,  чтобы быть интересными окружающему миру, чтобы язык наш изучали? И что сделать, чтобы русский язык не иссяк. Тема проблем иссякающих биологических тел как носителей языка осталась в стороне.

Понятно-  предвыборные гонки, желание различных политических сил сформулировать  свою заманчивую для избирателей цель. Год русского языка… Но может быть всё проще. Переделка, перераспределение собственности накрепко свершилось. Пластиковые лоснящиеся стенки взведены. Но русские- на то и русские. Им надо понять «зачем?» (какого хрена?), «куда дальше?» (на хрена?), «чем нам гордиться?» (а хрена ли?). Понять это хочется всем на всех уровнях: старикам с мелкой пенсией и большим рабочим прошлым, людям в расцвете сил, не желающим обременять себя потомством, богатым нуворишам с крепкой платформой… Умеющие говорить вслух интеллектуалы Москвы и Петербурга всполыхнулись и заговорили…

Сначала, 27 февраля,  Росбалт организовал дискуссию «Русский язык как политический проект» в Доме Книги, пригласив в Петербург известных москвичей-интеллектуалов:  Александра Гордона, Максима Шевченко, Сергея Переслегина и других. На следующий день на филфаке университета прошла дискуссия «Кризис гуманизма и русская идея», спровоцированная презентацией драматургом Станиславом Шуляком своей новой пьесы «Подполье».

           

            Сначала обозрим мнения москвичей по поводу русской сверхзадачи, через их высказывания о  русском языке как политическом проекте. Кстати, они привезли с собой новый журнал под названием «Смысл», и, посетовав на то, что сейчас именно смысл стал дефицитом во всех сферах русской действительности, пообещали и в журнале, и в дискуссии прежде всего обращать внимание  на смыслы происходящего, а не завешивать всё туманом эмоций и т.п.

Политолог Сергей Переслегин напомнил присутствовавшим на диспуте, что русский язык  –это язык  идентичности, в отличие от английского и других, которые являются языком коммуникации. Любой, кто свободно говорит по-русски- он русский. Если ты  хорошо говоришь по-русски- этого достаточно для того, что бы тебя восприняли русские как своего. В мире не очень много языков идентичности. К тому же семантический спектр понятий в русском языке крайне широк, каждое понятие связано с массой других понятий. Это даёт языку свойство системности, при этом лишая его свойства конкретности. Русский язык неконкретен, из-за чего он не может быть использован как язык международного права. Зато он позволяет понимать- на нём легко описываются самые разнообразные вещи. Третья особенность заключена  в особой связи языка и народа. На русском языке говорила крупнейшая сухопутная империя. Язык наш может и не конкретен, но деятелен. Наш язык- язык идентичности, деятельности и понимания. Поэтому мы можем, как выразился писатель Пелевин, сформулировать русскую идею на половине страницы. Мир собираем в русском языке! Если вы занимаетесь торговлей и обменом, вам выгоднее знать английский, арабский , китайский. «Если вы занимаетесь философией и пониманием мира- вам нужно знать русский. Это наш проект», - воскликнул Переслегин…

Далее Сергей Переслегин  напомнил, что 20 век прошёл под знаком проблематизации. Теология, наука, религия, искусство и т.д.- всё проблематизировалось. «Знаком 21 века будет сбор знаний в обозримую структуру, удобную для деятельности, компактификация знаний. И именно русский язык будет языком компактификации мира. Это проект геокультурного масштаба. Энциклопедисты 18 века создали энциклопедию, осуществили компактификацию знаний своей эпохи. На энциклопедии создавалась индустрия. Сейчас индустриальная фаза заканчивается. Для начала новой эпохи надо создать обобщённый текст, который соберёт знания, накопленные за индустриальную эпоху. Это  текст должен быть сделан на русском языке!»,- такой вывод сделал московский политолог. Итак, «русский язык как средство словесной упаковки информации всего мира». «Как это заманчиво!», - подумала я, вспоминая посверкивающие золотыми буквами тома солидной устаканенной Советской Энциклопедии, один вид которых внушал мысли о могучем порядке и непреложном законе, царящими над хаосом мира. Но тут же мои видения прервали  воспоминания о нищенских зарплатах отечественных учёных, которые могли бы эту компактификацию осуществить.

Далее слово взял  Орхан Джемаль. Русский язык в 19 веке был коммуникативным средством внутри большой империи. Русская культура была уже известна миру, но русский язык оставался чисто рабочим и имел местное значение. Перемена произошла в 20 веке, и это связано с русским марксизмом, созданием СССР  и блока соцстран-союзников. Сейчас русское языковое поле стало иным. НО! Чтобы язык изменил своё место в мире, нужно иметь то, что хочется на языке сказать. Сужается зона применения языка, что связано с уменьшением зоны влияния России. Главная задача русского языка- это то, что на нём можно рассказать всем остальным. С позицией Орхана Джемаля невозможно было не согласиться: было бы что интересного сказать, такого, чтоб мир аж подпрыгнул бы от нашего креатива, тогда и проблема расширения или сужения изучаемости русского языка решится сама собой. Глобалистские бормотания о качествах товаров, которым предался русский язык, мало интересны миру, это точно.

Телеведущий  Александр Гордон обратил внимание на художественные возможности русского языка. «Когда мне было 8 лет, я по ТВ увидел дядьку-председателя колхоза, который очень невнятно пытался что-то рассказать о посевах. Я даже заплакал от страха, что мне придётся на таком языке разговаривать. Но потом, во взрослой жизни, меня окружали поэты. Я думаю, что если удастся собрать воедино коллективный смысл прошлого века- то это будет небольшой поэтический сборник». «Да-да! Именно небольшой!», - обрадовалась я словам Гордона.

«Мы не понимаем, куда плыть, кто мы такие», - продолжал Гордон. Похреализм и нахмодернизм- вот два определения современного творчества.  У русского языка 2 качества- это высокое косноязычие, которое только и звучало в поэзии Серебряного века, и иногда- сегодня. Также это немыслимая простота. «Нельзя в конце не впасть как в ересь в немыслимую простоту». Между двумя этими полюсами и существует вся осмысленность и  ценность русского языка… Нельзя защищать то, что может защитить самого себя. Русский язык умрёт, если это суждено, и выживет, если так надо. Главным проектом по отношению к русскому языку, мне кажется, было бы простое его частое  поминание- шедевров русского языка, образцов песенной культуры русского языка, наглое и настырное поминание. Признаюсь, от гордоновского слова «поминание» стало как-то грустно, как в морге. «Ведь русская культура шевелится и сейчас, пусть еле слышно, под полом- благодаря вашим же СМИ, между прочим, которые занимаются поминанием старого, но не копают глубоко в ныне происходящем!»,- бурлило у меня всё внутри. Далее Александр Гордон призвал к введению цензуры. «Цензура-это правила игры, когда государство защищает себя, свои смыслы, язык, но художник при этом не теряет своего достоинства», - сказал Гордон. Его высказывание вызвало большую дискуссию, изложение которой потребовало бы слишком много бумаги. То, как Гордон видит новую цензуру с новыми правилами игры, показалось мне симпатичным и способным дать путь для умной культуры в толщах массового ширпотреба, но это уже отдельный разговор.  

Политолог Алексей Мусаков призвал сделать русский язык одним из трёх политических языков 21 века- наряду с английским и китайским. «А  кто бы этого не хотел! Только вот военный комплекс, комплекс военный»,- перед моими глазами всплыли омерзительные заводы-почтовые ящики, миллионы наших маменек и папенек, которые отдали свои жизни не на изготовление человеческих жилищ и хорошей одежды, а на какую-то смертоубийственную ересь, и всякая подобная дрянь всплыла, от которого нашего брата современного анархиста-пацифиста мутит и колбасит.

Но тут взял слово писатель Андрей Столяров. Он как-то наивно высказал свои задушевные мысли, которые во многих из нас таятся, о желании стать  самыми лучшими в мире, хоть в чём-то стать лучшими. «Проект Переслегина  о компактификации смыслов- это любопытный проект, но пока малоосуществимый. Мы сейчас имеем дело не столько с Китаем, США и исламским миром, сколько с новой реальностью. Сейчас создаётся новый ландшафт мира, но мы не знаем его законов, не знаем новой картографии. Тот, кто первым сможет описать эту новую реальность, найти язык для её описания, снабдить новое описание программой действия- тот будет управлять миром!... Государственный проект России заключается  только в одном- нужна переакцентировка смыслов… Во время перестройки был телемост, меня американец один подколол- Если вы такие умные, то почему вы не богатые? Я ответил- кому то надо быть бедным. Россия всё равно не будет богатой, у нас условия не те, у нас дорогая экономика. Но быть умнее всех остальных мы можем». Убеждение Столярова показалось мне сомнительным, да и сама цель – стать умнее всех- какой-то странной и даже детской. И вообще русский ум –это что-то несколько странное, мы всегда ценились на экспорте за своё русское сердце и загадочную душу, которые в своих порывах, например, влезть в космос,  иногда сильно обостряли ум…          

Выступления телеведущего и редактора журнала «Смысл» Максима Шевченко были тревожными и печальными. Он напомнил о великой победе Карамзина над Шишковым,  из-за неё возобладал проект нового русского, пушкинского языка, в результате чего Россия в 19 веке произвела «поглощение мирового содержательного поля». Ещё Шевченко напомнил о загадочной фразе нашего пророка Достоевского, который сказал, что Пушкин явил нам того русского человека, каким он будет через 200 лет. «Это был мулат с кучерявыми волосами- максимально антирусской внешности, русские фашисты не прошли бы мимо такого»,- язвительно заметил Шевченко. «Пушкин- как феномен интернациональной истории- это русский человек . Русские могут превратиться в маленькие этносы, которые будут жить в разных странах. Но отказаться от пушкинского проекта- это отказаться от любви. В русском языке есть страсть, это наше важное содержание... Тема антиглобализма нигде так ярко содержательно  не выражена, как у нас. Быть антиглобалистом- это прежде всего бороться за смыслы и содержания, которые выражены в тебе, в твоей истории, в Пушкине, с которым ты соотносишь себя!».

Печальный пафос Шевченко, ратующего за русскую память о русской культуре на русском языке в теле курчавого мулата ещё не успел остынуть в моём сознании, как я услышала голос писателя Станислава Шуляка, проникновенно, виртуозно, зловеще читающего свою пьеску «Подполье» в одной из чердачных аудиторий филологического факультета Петербургского университета.

Главный персонаж пьески, одинокий угрюмый недавний алкаш, становится объектом жилищной афёры приезжего Казбека Танаурова. Казбек в двух словах объясняет преимущества своей идеологии. Его собратья, в отличие от европейцев, чья цивилизация построена на страхе смерти, смерти не боятся. «… Будь вы  по-настоящему свободны, так распоряжались бы самовольно не только жизнью, но и самим Христом»,- подстрекает Казбек русского человечка из подполья, кичащегося победившим в стране  либерализмом и  свободой. Заканчивается пьеса вполне логично.  Казбек отбирает прописку у главного  героя, попутно он отправляет на теракт свою жену и сына, и сам, судя по всему, тоже отправляется к гуриям в рай, а главный герой, «глупый Иван»,  видит видение: к нему приходит Христос и с южным акцентом приказывает ему взять шахидский пояс и идти вперёд.

Попутно в пьесе всплывает множество узнаваемых новых общественных  идей, ценностей  и фобий. «Скверного бояться не надо. Оно ведь тоже человеческое, родное. Живём мы, будто перед миром извиняемся . … Бытиё наше должно быть дерзким, беспричинным и неосновательным!».Отличные фразочки, навевающие воспоминания об «Окнах» Нагиева, всяких «ЧП», сериалах с горами трупов и много ещё чего знакомого, русского. «Никуда то вы от любви не денетесь... Ибо только таких, которых за гадин почитаете, только и любите, так как прочих любить и не за что, «красивых, гуманных и совершенных любить – это не заслуга!». Хорошо выраженный Шуляком русский бабий надрыв. «Вы нас за третий мир держите, а третий мир, он и есть самый главный. Нас два миллиарда, мы плодимся так быстро, как вы вымираете. Вы- наши рабы, мы- ваши господа!». Слова Казбека, с которым «глупый Иван» знакомится в кружке либералов, просты и точны, как кинжал, неощутимое присутствие которого чувствуется во всех размышлениях о русской идее, русской нации, которая в 20 веке держала на своей груди один из полюсов мира, а теперь вот пора со двора в сторонку... И опять внаружу – достоевщинка,  поиск своего пути, гордость за его кувырковость, ужас перед возможностью Ивана, пойдущего за новым Христом с шахидским поясом.  

В своём выступлении Шуляк выдвинул множество будоражащих сознание  идей. А что, если 10 заповедей Христа были важными и передовыми только для его поколения?  А что если по божьему замыслу есть такая страна, которой  не жалко для отработок всяких экспериментов- и эта страна- Россия?  И вообще Шуляк отметил, что замечает пониженную позитивную энтропию, что мы живём в условиях снижения позитивного рельефа. Мысль подпольная в условиях курса, взятого на успешность и товарное жирение. «Вместо идей самодержавия, православия и народности ныне у нас главными стали идеи анархии, безверия и индивидуализма», тметил пессимистичный петербуржец Шуляк в противовес бодрым москвичам, уповающим на возможности передовой компактификации. «Живём мы, будто перед миром извиняемся». «А может первейшее предназначение России- в тартарары катиться и тем самым миру пример указывать, которому следовать нельзя». Эти две фразы из пьесы Станислава Шуляка оказались самыми занозистыми и вызывающими на спор.  

Одна из студенток выразила молодёжную свежую мудрость: «Ну что это за идея такая- всех спасать! От всего сами отказываемся, а других стремимся спасать! Надо просто жить по человечески, а не предаваться философии юродивых, которые сами ходили грязными,  в рубищах и всех поучали».

Эстонский филолог, присутствующий на диспуте, воскликнул: «Вообще русского народа нет! Это миф, созданный элитой  для своего удобства. Русский народ и русская идея- это сеанс массового психоза. Элита создала литераторов, которые породили миф о русском народе». Надо признаться, что речь эстонца не вызвала удовольствия в среде филологов.

Американская аспирантка сказала: «Быть американцем- это значит иметь гражданство. Также, Америка- это символ свободного рынка». Вот и весь сказ, в отличие от сложных построений, основанных на чувстве вины, обиды, унижения и поиске способов возвыситься и вернуть своё мировое величие, присущие русским.

Ведущий дискуссионного клуба Георгий Медведев ловко лавировал среди бурно рвущихся высказаться филологов. «Но всё же почему именно у нас так болезненна эта тема- русской идеи? Есть ли какая-то особая китайская идея, итальянская идея, французская или арабская?», - озадачивал себя и всех диспутировавших Георгий Медведев.

Мне вспомнились симпатичные мне высказывания Орхана  Джемаля и Максима Шевченко, и родилась простая формула. Только весомость культурных, художественных  и научных ценностей, которые нация может внести в мировую копилку, делают её привлекательной и вызывающей желание учить её язык. Только опора на национальную самобытность своей земли и корней, своих талантов, своей истории, только улучшение родной почвы, только стратегия соблазна и привлекательной красоты. Художники, писатели, поэты, кинорежиссёры, архитекторы, учёные  и их плоды, вот что может быть национальной идеей. Всё остальное – страх и ужас, мировая жандармерия, бряцание атомом и своим чванством-   это от лукавого. Русский хрен то не менее привлекательно, чем китайская капуста.