Мендагалиев Гафур

ГАФУР И СФИНКСЫ

Гафур Мендагалиев, несмотря на то, что уже много лет живёт в Петербурге, взгляд глаз имеет наивный, суждения- искренние, внешность- характерно монголоидно экзотическую, в-общем, он чем-то напоминает вольтеровского Кандида, попавшего в Париж, что-то в нём есть от дитя природы, столкнувшегося со странностями цивилизации. На самом деле он и есть дитя прикаспийских степей из села Камызак, попавший 20 лет назад в Ленинград, изумившийся этому дивному, химерическому, прекрасному и жуткому городу, и так и не сумевший от этого изумления оправиться.

Как и положено настоящему художнику, вся жизнь Гафура- это цепь важных случайностей. Случайно на вокзале в свой первый приезд в Москву из Астрахани

Гафур встретил ленинградского художника Александра Кондратьева, у которого потом учился. Александр Кондратьев, известный педагог, стоял с огромной кипой холстов. С таким же грузом стоял в очереди в камеру хранения и Гафур. Кондратьев крикнул Гафуру: «Иди ко мне. Ты не в той очереди стоишь!». Из круга учеников Кондратьева вскоре возникла группа «Кочевье». Называлась она так от того, что художникам часто приходилось кочевать по расселённым домам в поисках новых мастерских для себя. Правда и сами художники в своих картинах стремились отразить архетипические состояния, архаические мотивы и всё это с повышенной дикой экспрессией. Кочевать, так кочевать- дух перемены мест, перелёта в иные страны в 90-е годы охватил не только художников в постперестроечной России. После ряда громких выставок в Петербурге и других разных городах мира «Кочевье» снизило активность, может быть от того, что члены группы осели кто где.

Гафур Мендагалиев живёт в ветхом сумрачном доме на берегу Обводного канала со своей семьей. Так как он пишет картины в той же комнате, где живёт, ему несколько лет назад пришлось отказаться от любимой живописи маслом по холсту- у сына Гафура возникла аллергия на масляные краски. Гафур работает темперой, гуашью. Недавно перечитывал Чехова- из этого родились сотни карандашных рисунков, необычайно живых, смешных, человеческих. Как то так получается, что всё время что-то хорошее и нужное предаётся забвению- например, живая, не вычурная, не насилующая поле писателя книжная графика художника-читателя. Гафур Мендагалиев, судя по всему, втихоря, возрождает это перспективное направление.

Чтобы выживать, Гафур делает эксклюзивные художественные ремонты. В промежутках предаётся сладкому делу живописи. Из под его кисточки выходят в свет картины, похожие на сон разума, или на бред сумасшедшего, или на кадры из гениального фильма о Петербурге, который никогда не будет снят. Чего стоит только кентавр, представший в вагоне метро пред глазами обезумевших от монотонной толчеи пассажиров, которые почти не имеют сил удивиться этому неправильному явлению.

Или эти сфинксы-девушки в красных шарфиках, прогуливающиеся по городу на четырёх лапах, крылатые львы, выпучившие глаза от изумления, красные волкодавы, чёрте-что натуральное творящие на классических улицах. И рыбы, летающие над Невой и панелями ужасные сушёные воблы с распоротыми брюхами и вставочками для копчения. Летают они обычно над голыми, одинокими, впавшими в вечный одинокий ужасный сон женщинами, женщинами с чувственными живыми телами и сомкнутыми накрепко сном глазами. Вместо Эротов, духа святого, голубков- это вечное парение над прекрасными петербурженками этих ужасных водяных бесов, воплощения проклятия, безбрачия, одиночества, тотального холода и тотальной мечты о том, что никогда, никогда не сбудется в этих болотных ветрах. Идею одной из картин Гафура, судя по всему, украли рекламщики. Только у Гафура всё равно получилось лучше и мощнее. На картине Гафура на берегу Невы с узнаваемым, удивительно точным ощущением невского рассвета, утра, когда солнце начинает только-только золотить крыши и верхушки громад дворцов, стоит женщина в красном тонком свитере. Длинные золотые волосы женщины подняты ветром, подняты так, что они развеваются золотой длинной тучей параллельно Неве. Волосы женщины развеваются не назад, а вперёд, как у бога судьбы и счастья. Голубые глаза этой Невской богини счастья размазаны, превращены в голубые очки. Все картины Гафура вызывают какое-то болезненное узнавание на грани некоего сентиментального всхлипа. Боже, сколько женщин и мужчин бродило стадами по берегам Невы, и как мало кому из них удалось ухватить своё счастье за эти золотые волосы, которые в жизни, увы, всегда встречаются уже позади убежавшего счастливого случая… Наверное надо было родиться в безлюдных Астраханских пустынях, чтобы так остро почувствовать главный нерв и душу нашего города, все его плевки, заманки, брутальные всхрюкивания по ночам, когда из подворотен домов с маскаронами вылезает мифологическое зверьё, когда оживают Минотавры с распухшими членами, говорящие коты с игральными картами и всякое другое «чур меня, бедного Евгения». Увидеть всё это и страстно, по-достоевскому, полюбить, с рыданиями, драками, истериками, суицидами. И написать красную женщину, разделывающую красную рыбу огромным ножом, которая теперь будет делать это вечно. Бить и любить, бить и любить эту закрученную в быт жизнь.

Гафур Мендагалиев периодически попадает в Париж. То на свою выставку, то просто в гости к своей подруге, известному фотографу Уинни Дэнкер. Уинни снимает архитектуру, особенно она любит главную свою натурщицу- Эйфелеву башню. В Париже Уинни начинает погружать Гафура в богемную французскую жизнь, иногда очень шокирующую питерского художника с восточными кровями. Однажды в одном салоне Гафура окружили мужчины, сильно похожие на женщин и стали допытываться от Гафура, есть ли в России секс между представителями одного пола, например, мужского. Наивный Гафур лениво вздохнул и сказал небрежно: «Конечно, есть. Вот в тюрьме, например, это очень распространенное явление». После этого Мендагалиеву вдруг предложили сделать надгробие с птичками и рыбками на кладбище Пер Лашез.

Гафур Мендагалиев скромно, таинственно, скрываясь от людских глаз, пишет короткие стихи в тетрадях, потом вокруг стихов рисует всё, что хочется, и никому эти тетради не показывает, только вездесущему, всюдупроникающему фотографу Владимиру Пешкову. Пешков- единственный друг-фотограф среди друзей Мендагалиева, он любит сравнивать Мендагалиева с Руо и Сезанном, отчего Гафур расслабляется и начинает читать Пешкову свои танки вслух. Скромный Гафур Мендагалиев живёт, не торопясь, выставки своих работ делает тогда, когда позовут, поэтому увидеть его творчество можно не часто, но, увидев, забыть трудно. Сейчас выставку его графики и живописи можно увидеть в селе Рождественно, в Набоковском музее.