Владимир Рекшан

В последнее время у рок-музыканта и писателя Владимира Рекшана произошло несколько важных событий. Ему исполнилось 60 лет, он омыл ноги в Японском море у мыса «Золотой рог», там же возложил цветы к могиле моряков крейсера «Варяг», а также понянчил в руках трёхтомник своей прозы, только что вышедший в издательстве «Петрополис».

-Володя, тебя отличает повышенная социальная активность. Ты и активный журналист, и активный писатель, и рок-музыкант, и вкладыши с Петербургским гражданством на Пушкинской 10 раздаёшь, и с «Митьками» ездишь по стране, поёшь песни… Может быть это связано с тем, что ты по природе – лидер?

-Человеку от природы что-то дано. Мне дана значительная энергетика, может быть больше, чем у других. Качества лидера у меня есть. В 19 лет я создал музыкальную группу, которая изменила музыкальную обстановку в городе. Тогда это был модернизм. Сейчас рок музыка заезжена. А тогда рок был новым жанром. Я был лидером с элементами деспотии. Люди не всегда хотят подчиняться.

-А ты борешься с деспотом в себе?

- Я борюсь, но победить не могу. Проявишь акт деспотии – потом сокрушаешься. С угасанием природных инстинктов характер исправится. Человек прекрасен до 13 лет и когда угасает- после 67 лет. И между этими точками человека давит инстинкт, размножение, карьерные дела, карабкание по иерархическим лестницам. А когда у него инстинкт ещё не проявлен, возникает лучшая дружба – детская. Когда идёт борьба- то тут не до друзей. Когда инстинкты угасают. звериная гадость уходит. Почему мыслитель изображается старым? Потому что на него уже не давит инстинкт, и он может быть мудрым.

-Сложно было лидером?

-Было несколько ситуаций в жизни, когда утром я просыпался звездой. Я занимался лёгкой атлетикой, высотой с разбега я управлял сам, при помощи великого тренера Виктора Ильича Алексеева. Одно из радостных событий – весна 1968 года, когда на межуниверситетских соревнованиях я прыгнул на 210 см. Это не лучший мой результат, но я победил тогда будущего олимпийского чемпиона Юрия Тармака и Юрия Большого. Лучший результат в Европе среди юниоров, 74 результат в мире. И было ощущение, что всё возможно, казалось, что звёздный мальчик будет продолжаться всегда. Но оказалось, что это не так.

-И тогда ты перешёл в музыку лидерствовать?

-Потом группы мы создавали. Это описано в книжке «Кайф», когда впервые мы играем на психологическом факультете, и публика собирается активная и большая. Это я запомнил на всю жизнь. Потом был выход повести «Кайф» в журнале «Нева», тиражом 600 000 экземпляров. Я оказался в нужное время в нужном месте. Сейчас, куда бы я ни попадал, в самые отдалённые районы России, меня узнают. Миллионные тиражи сделали своё дело. Тут нет моих заслуг. Что-то дано от природы. Большинство людей стремятся стать кем-то, кем я стал в 15 лет. А они всю жизнь к этому стремятся, и у них не получается. И тем я многим не нравлюсь.

- Всюду стоишь особняком… В литературе тоже?

-Тут надо начать издалека, со строения современного литературного процесса. Литературу можно разделить на два вида. Одна- это литература действия, событийная. Она может быть разная, но всегда в ней есть сюжет, яркие герои. «Проза лейтенантов» Великой Отечественной была выдающаяся, мирового уровня. Или геолог ходил в тайгу, а потом писал, как он нашёл будущий «Юкос». А литература второго вида- она в советские времена была под прессом. Её называли «литературщиной». Это человек заканчивает филфак, работает редактором, читает книжки, через себя перемалывает прочитанное и что-то пишет. При совке такие писатели были второго плана. В новые буржуазные времена ситуация изменилась. Почти никто не пишет литературу действия. Зато каждый второй пишет «редакторскую литературу». Работает и пишет, исходя из того, что прочитал или позаимствовал из рукописей. Мы живём во времена господства литературщины. К тому же складываются группы, кланы вокруг издательств и премий. Идёт навязывание вкуса читателям через издательскую деятельность. Поэтому хилость современной литературы происходит от литературщины. Это происходит и во всём мире.

Это происходит от того, что ведущие страны мира живут без войны. А война всегда тащила литературу, порождала «Одиссею», «Войну и мир», в этой великой литературе были страсти, любовь, смерть. Война тащила искусство. Поэтому Садулаев и Прилепин поднялись сегодня на этой волне. А Башмачкин, между прочим, работал в департаменте переписывающих. И сегодняшняя литература- это литература переписывающих. Сейчас литературщина- это карьерное образование. И люди, делающие карьеру, затягиваются в литературу.

Я же карьеру сделал задолго до них. Мне для карьеры не нужно вписываться в группы. К тому же я не попадаю в группировки по национальному признаку, ни по возрастным параметрам. Моё поколение семидесятников скукожилось и почти не представлено в культуре.

-То есть ты индивидуалист?

-Я коллективный человек. Я возглавил секцию прозы, увидел интригу, которая плелась против меня, и я ушёл. Я сделал «9 секцию» в Союзе писателей, и увидел что она такой же труп, как и вся организация. И фундаменталисты- это тоже какая- то фигня. Как только я вышел из группировки «петербургских фундаменталистов», как тут же у меня было издано 7 книг. В каком то возрасте человек должен быть сам по себе. Объединения должны быть у двадцатипятилетних.

-Сейчас, с Интернетом, любой может называть себя поэтом и литератором. Я заглянула в Стихи.ру- там 350 000 поэтов! Есть и группировки поэтические. Но очень много графоманов развелось.

- Подобные деятели искусства- это гумус. И в спорте такой есть. Не может выйти один Валерий Брумель и прыгать. Должны быть менее талантливые спортсмены, с которыми можно соревноваться. Но в спорте народ адекватен. А в искусстве нет.

-Вот ты ещё пел против башни Газпрома. А питерская интеллигенция часто поражает своей аполитичностью…

- На любой митинг выходит демшиза- примерно 150 человек. Когда назревает историческая необходимость- то массы выходят. Я не демшиза, но и не тот, кому на всё наплевать. Мне пришла в голову мысль, что в городе есть почётные граждане, а простых нет. И мною 13 с половиной тысяч человек приведены к присяге. Выданы вкладыши о том, что они- граждане Петербурга. Это не партийная деятельность. Я не активный гражданин, а нормальный человек.

-Где норма сегодня?

-Римляне и норманны жили аскетично и куда то прорывались. А когда появляются излишки, начинается декаданс, разложение, реализация нереализованных сексуальных мечтаний. Норма для разных состояний государства –разная. У нас сейчас норма разложения. Я ненормален может быть сегодня, но я нормален по отношению к советскому государству. Я продукт советской системы, я там был нормой.

Я представляю первое послевоенное поколение. Мои родители молодыми прошли войну. Несмотря на то что грузят ныне наши антисоветские власти- про сталинский ужас какой-то, это всё не так. Мои родители были оптимистами. Мама блокаду пережила, отец с 18 до 22 на флоте воевал. И все поступили в институты, собирались с друзьями у нас дома, никаких зашоренных сталинских полуидиотов я не видел. Чем можно человека напугать, который прошёл блокаду и войну! Были некоторые особенности. Они не принимали молодёжного анархизма, к которому я был привержен. Так что я- лучшее проявление советского типа.

-И в комсомоле был?

- Я в комсомоле не был. Будучи выдающимся спортсменом, я понял, что представляю самоценную личность, что есть вещи, которые другой за меня не сделает, и мне многое можно. Я сказал, что не готов, когда все скопом поступали в ВЛКСМ. Потом формально я вступил, но не было у меня ни книжки, ни взносов.

-А как дела обстояли с тлетворным влиянием запада?

-У меня был один мощный контакт, который привил мне правильный левый взгляд на мир. У нас в СССР так социализм не построили. Ни в теории коммунизма, ни в религиях христианства не написано сжигание на кострах, отправка в ГУЛАГ. Это всё делают люди. Человек несовершенен. Всё списывать на Ленина и Маркса неправильно. Мы жили в стране, где идеалы левых европейских идей не были реализованы. В 68 году в 17 лет я оказался в местах, где левые идеи были ярко проявлены- во Франции. Я видел надписи на стенах «Мао», «Че», я видел, что молодёжь тут победила. Я увидел, что я молодой. Любое поколение хочет свергнуть предыдущее. Теперь вот мой сын хочет меня свергнуть. Я ему: «Сынок, поешь., давай, с тобой что-нибудь сыграем!». А он мне в ответ что-то бурчит. Тогда, в 68, я увидел, что молодёжь победила, что мы, молодые, мы можем всё.

-А тогда ты первое стихотворение написал?

-Стихотворение первое я написал осознанно через несколько лет после того, как стал культовой звездой андеграунда. А до этого я ничего не знал о литературе. Такой вот нагляк. Не умел играть на гитаре, не писал стихи. Сначала было чистое подражание. И дело было не во мне, просто назрела ситуация, чтобы возникла группа, которая будет петь на русском языке. Мы были 4 красавца молодых. И назвали себя «Санкт Петербургом». Это происходило спонтанно. Я только 5 аккордов на пианино научился набирать тогда. А когда первый состав развалился, дело к армии шло, я 1 год в армии отслужил- вот тогда я стал задумываться, а как всё это делается. Я покупал всё подряд, всю поэзию, чушь всякую. Кристофера Марло, его, пятисптопным ямбом пьесу написанную в стихах, читал. Сейчас я почему прекрасный метафорист? Потому что в середине 70-х я молол поэтическую руду.

-А как появилась твоя первая проза?

-Я оказался в 1972 году с желтухой в Боткинских бараках. Стал выздоравливать и написал рассказ. Романтическая хипповая фигня. У «Биттлз» есть такая песня, и мой рассказ назывался «Люся с алмазами в облаках». Потом ещё рассказ написал. Я продолжал тренировки, в Абхазии в гостинице после тренировок - полчаса времени у меня- и я понимаю, что за эти полчаса я должен написать рассказ. И так каждый день.

«Кайф» родился в 87 году. До него у меня вышел сборник рассказов и повестей в советском издательстве большим тиражом, и я получил огромный гонорар- 5тысяч 350 рублей. Считалось, что я прогрессивный романтик.

-А потом был революционный «Кайф».

-Да нет, с середины 60-х у нас поигрывали, потом Тропило стал записывать рок. «Рок клуб» подытожил целую эпоху, и «Кайф» тоже. Я 5 лет в «Рок клубе» работал руководителем рок поэзии. Ко мне ходили толпы людей. Потом прибился Жорж Гуницкий. Это было место, где люди могли себя показать

-А с графоманами как ты общался?

-Они все были графоманами, но при этом хорошими людьми. Я был среди них ветераном, чуть постарше, но дистанция была. Мне 35, а им 22. Гаркуша с Фёдоровым приходили.. Считается, что КГБ создала «Рок клуб», хотела контролировать молодёжь. И к нам поехали лучшие люди- Кинчев, Бутусов, Башлачёв. «Рок клуб» стал штабом революции

-Но как тебе пришла в голову идея написать «Кайф»?

-С моей точки зрения, у нас развитие рока происходило одновременно с западом. У них в начале 60-х годов были заложены все направления, которые сейчас количественно разрастаются. У нас на 2-3 года позже. Но всё соответствовало тому, что проходило там. В конце 80-х я решил вспомнить прошедшие годы, мне самому интересно было вспоминать. Я записал. Оказалось что вовремя. Я родился и рос вместе с жанром. Школьником слушал «Биттлз». Когда там появился «Ле Зепелин» в 68 году, второй диск, в через год, в 1969 мы знали его наизусть.

-А сколько всего книг ты написал?

-Примерно 17 книг. В принципе, как человек себя оценивает- так он и живёт. Неправильная тенденция есть в каждом, есть и во мне. Вот иногда думаешь, что тут могло быть лучше, там, но это неправильно. В принципе моя жизнь в искусстве удалась. Я мог бы умереть 20 лет назад. Большинство моих сверстников мертвы, или на обочине бытия.

-В прозе ты выражаешь своё лидерство?

-Писатель должен создавать миры. По природе я лидер. А тот, кто пишет книгу- тот всегда лидер. Ты заносишь героя туда, потом сюда, ты управляешь им, лидируешь над его жизнью….

-А какую свою книгу ты считаешь наиболее удачной?

-«Ужас и страх». Этот роман отвечает на вопросы бытия, на которые отвечают мировые религии. Там есть Четвёртая мировая война. Ещё удачным был детектив «Смерть в до мажоре». Был период, когда все вдруг стали писать детективы, и меня втянули в клуб петербургских детективщиков в 94 году. Я подписал договор, получил аванс и за месяц написал «Смерть в до мажоре», где фигурируют все яркие личности Петербурга.

-Хотелось бы увидеть твои книги экранизированными.

-Как- то ко мне привели режиссёра. Я даже нашёл 1 миллион долларов на фильм. Мне прислали сценариста, он написал синопсис, и я понял, что ничем это не кончится хорошим.

-А сейчас ты спортом занимаешься?

-Как-то встретил знакомого- кепочку зашёл купить в магазине. Он мне рассказал, что есть ветеранский спорт для людей старше 40 лет. И в 40 лет я чуть не стал призёром чемпионата мира в Турку. Я выиграл соревнования.. Эмоции те же самые. Результат хуже Потом ездил в Будапешт и пропьянствовал там с Валерием Брумелем, кумиром моей юности. У меня болела спина, я приехал на соревнования, но не выступал. В спорте рекордов- чуть травма- и ты уже выброшен, на твое место тут же придут. А в ветеранском спорте всё прекрасно – можешь ждать до бесконечности. Можешь дожить до 95 лет, выйти, подпрыгнуть на 5 см и стать лидером.

Этим летом мне исполнилось 60 лет. Я понял, что надо ловить момент. Я вхожу в группу 60-65-летних, и к 65 результаты объективно будут хуже. Человеку моего возраста тренироваться негде, разве что в пивных барах. Я форму поддерживаю, но спорт более честная вещь, чем ваша поэзия. Проза и слэмы объективны- первый –так первый.

-А расскажи про прыжок с самолёта. Вы тогда с «Митьками», с Митей Шагиным собирались прыгать с парашютами…

- Шагин не прыгнул. Он предполагал, что ему надо 3 парашюта. А я прыгнул, и понтов у меня теперь много. Я документальный фильм видел, что Буденному запретили прыгать с парашютом, так как в его возрасте лучше не рисковать. Было ему 47 лет. Я же прыгнул в возрасте 54 лет. Первый и надеюсь последний раз. Так как ничего более глупого в человеческой жизни нет. Человек не создан для полёта. Страх меня преследовал всё время. Погода испортилась, тучи, дождичек пошёл. Тренажёры там были, мы готовились к полётам вместе с молодыми музыкантами. Я надеялся, что полёт отменят. Но солнышко выглянуло и мы полетели. А высоты с детства боюсь…

-Не поняла. Как это? Ты же имели большие достижения в прыжках в высоту…

- Это разные вещи. Когда мы летели в самолёте, я всё время думал: «Зачем?». Все боятся, что раскроется- не раскроется. На самом деле страх был в другом. Тебя вытолкнули. Самолёт улетает, а та остаёшься в полной тишине, как гавно в проруби. Наслаждайся полётом. Куда не посмотришь- страшно. Мысли одолевают: «Что я здесь делаю, старый мудак?». Вечерний залив вдали, ощущение, что не двигаешься. Кажется, что будешь висеть здесь вечность непонятно зачем.

-Володя, а как дела с роком, он жив или нет? Ты же в жюри фестиваля «Окна открой»

- Да, 10 лет уже фестивалю. Рок жив. Боря Гребенщиков спел талантливую песню, которая к жизни отношения не имеет. Идёшь по улице, и каждый пятый молодой человек идёт с гитарой. Был период, когда рок был революционным жанром и передовым. Сейчас это естественная часть взросления молодого человека. Приходит половое созревание- и юноша начинает играть на гитаре. Самоутверждение происходит через любовь к какой то группе, к какой-то определённой музыке. Сейчас очень много всего. Сложно новое открыть. Выйдешь за границы жанра- и уже будет что-то другое. Это часть жизни- игра на гитаре. Как в поэзии. Культуре и народу нужно 10 поэтов, а чтобы они появились, нужно, чтобы 300 000 человек стихи писало.

-Звёзды новые появились- из тех, кто проходит через отборочные туры фестиваля?

-Сейчас сложно сделать что-то новое. Я видел какое то количество групп, но их очень много. Мне недавно присылали списками – я не слышал из них почти никого. Мне понравилась группа «Коля»- там девушка замечательно поёт.

-Володя, есть почитатели, для которых ты остаёшься кумиром, открывшим какой-то новый для них пласт жизни. А были у тебя свои кумиры?

-Да, две звезды. Кумиры молодости. Это Валера Брумель, он был в спорте как Гагарин в космосе, символ советских времён. И мне повезло, я с ним встретился и 3 дня пил, и мы говорили обо всём. Эта сцена вошла в мою книгу «Ужас и страх». Вторая встреча- с Эриком Клэптоном. В 2001 году он приезжал к нам, но он не пошёл в Эрмитаж или к девкам, а пошёл в Дом надежды на горе, в реабилитационный центр, где я читал лекцию о своём пьянстве и наркомании. Потом был момент чаепития, и мы остались одни у стола, и пили чай вместе. Я с его пластинкой под мышкой ходил, когда мне было 17, а он был всего на 5 лет старше меня. Кто бы мог подумать, что мы пересечёмся на почве алкоголизма. А так тяги к звёздам у меня нет. Я сам звезда.

.

Беседовала Ирина Дудина.